Статья напечатана 22 июня 2009 г. в стенгазете физфака МГУ "Советский физик"

В.Б.Губин

В мае этого года исполнилось 100 лет со дня выхода в свет книги В.И.Ленина “Материализм и эмпириокритицизм”, представляющей собой решающий шаг в теории научного познания мира человеком. Она излагает теорию познания диалектического материализма – философско-методологической основы марксизма и российской социал-демократии. Непосредственной причиной ее написания были распространившиеся в период уныния после подавления революции 1905 года методологические шатания вплоть до попыток якобы благого богостроительства для масс известными социалистическими деятелями, включая А.В.Луначарского и А.А.Богданова.

Книга имела подзаголовок: “Критические заметки об одной реакционной философии”. Этой философией, которую указанные наши методологи некритически восприняли как новейшее развитие, был эмпириокритицизм (или махизм) Маха, Авенариуса и их последователей, поверхностно, ненаучно пересмотревших опыт (эмпирию) и его материалистическое понимание. Мах считал, что тела, вещи есть комплексы ощущений, а не наоборот, как в материализме, где ощущения есть отражения реальных вещей, материи, которая существует и без субъекта и, соответственно, без и до всяких ощущений. Позиция Маха есть субъективный идеализм. Авенариус же, приветствовавшийся Махом, в работе "Философия, как мышление о мире по принципу наименьшей траты сил" писал: "Только ощущение может быть мыслимо, как существующее". Внешнее, материю как источник ощущения он сократил как излишнюю сущность. Ленин констатирует: “Мах в 1872 году и Авенариус в 1876 г. стоят на чисто идеалистической точке зрения; для них мир есть наше ощущение”, - и указывает на практическое совпадение ее с позицией старого английского философа-субъективиста Беркли. Ленин указывал на возможность использования этого представления, а также конвенционализма Пуанкаре клерикалами (Пуанкаре позже пришлось открещиваться от них, см. в сб. А.Пуанкаре “О науке” М.: Наука. 1983. С. 252-282). При этом Ленин отмечает, что когда Мах начинает говорить о реальной работе физика, он переходит на более нормальный язык, имея в виду, что перед исследователем все же находится нечто реальное, а не его собственные ощущения.

На фоне критики Ленин излагает теорию познания диалектического материализма. В ней все выводы и доказательства основываются в конечном счете на критерии общественно-исторической практики. Не на отдельном опыте или на некоторых его группах, как обычно это понимали, а многие позитивисты до сих пор понимают, а на обобщении опыта всего человечества, включающего и производственную деятельность, поскольку именно в ней практически массово проверяется верность знаний, соответствие их реальности.

Еще Гегель указал, что сущность предмета или явления выясняется в истории его возникновения и развития. Применительно к науке экстрактом общественно-исторической практики являются передовые научные теории. Так, материализм – первичность материального и вторичность идеального - практически доказан всей историей развития знания, а не отдельными опытами и рассуждениями. Соответственно, он и не опровергается парой фокуснических фраз, на которые горазды многие ниспровергатели материализма.

Диалектический материализм признает существование абсолютной истины как существующей реальности, материальной и идеальной. Человеческое познание отражает эту реальность, но не зеркально, а ограниченно, условно, приближенно. Говоря современным языком, в мозгу строятся приближенные модели реальности. Со временем модели и теории уточняются и развиваются. Они относительно верно отражают реальность, образуя или выражая как бы относительную истину. Научные теории, не будучи совершенно безусловными и точными, тем не менее содержат нечто объективное, имеют объективное содержание. И это наличие объективного содержания объединяет, связывает теории прежние и новые, более общие и менее общие, а также и теории о разных областях, потому что они говорят об одном и том же мире. Поэтому они не должны противоречить друг другу, и задачей ученых является установление между ними соответствия не только в конкретных инструментальных целях, но и для подтверждения их правильности. Конкретным критерием правильности новой теории является получение согласованной общей картины знания, включающего новую теорию. Так, принцип соответствия Бора есть частный случай установления такого соответствия и преемственности старой и новой теорий. Задача согласования термодинамики и механики, не имеющая общепризнанного разрешения до сих пор, также важна для выяснения правильности понимания смысла и границ применимости термодинамики.

Многие философы считали и считают, что даже если мы на основании научных знаний добиваемся практических успехов, то это всё равно ничего не говорит о реальном мире самом по себе. Однако такое утверждение есть чистый софизм, просто увертка от правильного вывода, поскольку именно систематическая успешность применения знаний – а что же еще? - говорит о наличии в них объективного содержания, о том, что они действительно более или менее адекватно отражают реальное состояние мира.

Диалектический материализм также на основании исторического опыта утверждает неисчерпаемость мира и познания. При этом уточнение параметров и областей применимости теорий когда-нибудь приводит к радикальным их корректировкам, поскольку любая теория не абсолютно точна и ограниченна по применимости. В написанной уже в 1908 году книге разбирается суть происходившей тогда революции в физике как конкретной реализации неисчерпаемости познания, выход за пределы прежне известного о материальном мире, но никоим образом не колеблющий представлений о материальности мира, как казалось некоторым ученым, прежде ожидавшим только уточнений параметров взаимодействий и материалов. В прежние времена всем была известна фраза Ленина “Электрон так же неисчерпаем, как и атом”.

Диалектика утверждает также несостоятельность редукционизма – сведения высших форм движения к низшим. Классический пример – невозможность сведения смысла картины к краскам. Это касается в полной мере и соотношения физических теорий старых и новых, а также макроскопических и микроскопических (и – из другой области – ощущений, чувств, субъективности к физиологии).

Известный европейский философ П.Фейерабенд отличился тем, что честно проведя редукционистское сопоставление галилеевского и ньютоновского законов падение, волновой и геометрической оптики, сделал вполне соответствующий вывод об их логической несовместимости и, соответственно - непреемственности. Из чего пришел к методологическому анархизму – все теории равноправны, все годятся, “anything goes!”

Совершенно такое же положение существует во взаимном отношении термодинамики и механики, квантовой и классической механик, а также между квантовыми наблюдаемыми и “скрытыми” субквантовыми параметрами. Прямое сведение одной теории к другой методологически несостоятельно и практически невозможно, что показали многие исследования, особенно ярко – по согласованию термодинамической необратимости с обратимостью механики. Сами частицы газа не порождают термодинамики, она возникает только в результатах специфического контроля над частицами при неабсолютной точности наблюдения и пренебрежении очень малыми вероятностями. Классическая механика становится не отличимой от релятивистской не в самом пределе малых скоростей, где не было бы самого движения, а в околопредельной области, соответствующей допустимой неточности наблюдения. И спектр квантовой частицы в яме при уменьшении постоянной Планка также не переходит в классический непрерывный, но становится не отличимым от него еще до предела при некоторой неточности наблюдения. Обычно роль неточности физиками подразумевается, но формально не выделенная, часто не учитывается в теоретических рассуждениях и доказательствах, поскольку следует не из/от самого изучаемого объекта, а от субъекта.

Так, несмотря на наличие теоремы Пуанкаре о возвращениях, говорящей о квазипериодичности движении частиц в замкнутом изолированном объеме, до сих пор ищутся доказательства действительно необратимого стремления к окончательному равновесию. Вопрос же решен сто лет назад Смолуховским естественным выводом, что возникает лишь впечатление необратимости из-за огромных времен возвращений при не слишком малых количествах частиц. В строгом же объективном смысле у системы нет тенденции к равновесию. И вот тут у ученых-объективистов появляется несогласие, ибо, по их мнению, “...связывание физических законов со свойствами наблюдателя, разумеется, совершенно недопустимо” [Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Статистическая физика. - М.: Наука, 1976. С. 47] Как будто открываемые нами законы безусловны и абсолютны, с чем диалектика не соглашается.

Так же редукционистскими, следовательно – неосновательными, являются все доказательства запрета скрытых параметров в квантовой механике и теорема Белла.

Драматической у нас была история, оставившая след в “Теории поля” 1962-го и последующих годов тех же авторов, с представлением о бесструктурности и точечности элементарных частиц до 60-х годов, когда Хофштадтер уже получил нобелевскую премию за открытие неоднородной структуры нуклонов, а Сеито Саката в конце 50-х построил первую реалистическую модель систематики элементарных частиц, причем рассказал в [Саката С. Новые представления об элементарных частицах // Вопросы философии, 1962. № 6. С. 129-140], что к поискам его побудило чтение в “Материализме и эмпириокритицизме” идеи о неисчерпаемости материи, и заключил перефразировкой слов Ленина: “Нейтрино так же неисчерпаемо, как и атом”.

“Материализм и эмпириокритицизм” до сих пор остается лучшей книгой, показывающей соотношение теории и реальности и научную методологию познания. (Физик, который ее не прочитал, рискует остаться не понимающим сам дух физического познания, подобно многим математикам, инженерам и программистам.)