В.Б.Губин. О физике, математике и методологии. - М.: ПАИМС. 2003.

Философские науки, 1995, № 5-6, стр. 140-151.

· Дискуссии и обсуждения ·

_________________________________________
¹⁾ Добавление редакцией этой шапки не помогло возникновению дискуссии.
_________________________________________

В.Б.Губин, кандидат физико-математических наук

В ХХ веке теория относительности и квантовая механика основательно потрясли сложившиеся к тому времени представления о мире и способствовали распространению диалектических воззрений на него среди естественников, ранее настроенных метафизически. К середине столетия под давлением накапливающегося материала была осознана важность системных связей в различных сферах природных явлений, процессов и их описаний. Однако, как мне кажется, развитие теории систем пошло в основном вширь, а не вглубь. Обнаружившиеся в теории систем парадоксы не были разрешены [Садовский В.Н. Основания общей теории систем. - М.: Наука, 1974]. Фактически это означает, что не выявлен системообразующий фактор, то есть не понято, что и как строит из элементов систему.

Ясно, что вопрос о системообразующем факторе - это вопрос о связи явлений разных уровней. Интересно, что проблема связи состояний и процессов разных уровней возникала очевидным образом и в одной старой и до сих пор не решенной задаче физики: задаче согласования термодинамики и механики или, выражаясь другими словами, задаче обоснования статистической механики, служащей теоретической основой термодинамики. Можно подумать, что и эта задача относится к разряду системных.

Требовалось, во-первых, как-то совместить дискретность состояния набора механических частиц и непрерывность состояний, присущую статистическому описанию термодинамической системы, состоящей из этих же частиц (см., например, [Крылов Н.С. Работы по обоснованию статистической физики. - М.-Л.: Изд. АН СССР, 1950]). Во-вторых, трудно было понять, почему термодинамические процессы необратимы, в то время как частицы, составляющие термодинамическую систему, подчиняются обратимой механике [Крылов Н.С. Указ. соч; Балеску Р. Равновесная и неравновесная статистическая механика. Т.2. - М.: Мир, 1978].

Таким образом, по-видимому, задача согласования термодинамики и механики имеет глубокую методологическую подоплеку и ее решение должно прояснить какие-то общесистемные вопросы.

Из двух указанных выше задач обоснования физической статистики наиболее известна проблема необратимости. В одном из самых авторитетных курсов [Балеску Р. Указ. соч.] Балеску констатирует, что ее решение не найдено. Много говорилось о решении этой задачи Пригожиным. Однако в трактовке причины возникновения необратимости подход Пригожина не является удовлетворительным. Специалистами-физиками он отнюдь не приветствуется. Достаточно сказать, что для объяснения необратимости Пригожин, не убоявшись бритвы Оккама, под видом “принципа отбора” [Пригожин И. От существующего к возникающему. - М.: Наука, 1985, с. 227] ввел новый закон природы, нигде более не требующийся и не проявляющийся. Журналисты, наперебой писавшие о решении Пригожиным проблемы необратимости, попросту не заметили этого важнейшего шага. И уж тем менее от них можно было ожидать обнаружения того факта, что пригожинский “принцип отбора”, предназначенный для применения лишь в момент образования (приготовления) системы и отбирающий в этот момент определенные (подходящие) начальные условия, не уничтожает действия теоремы Пуанкаре о возвращении, доказывающей для всех без исключения начальных условий, т.е. и для отобранных любым способом, (квази)обратимость (замкнутой) системы, состоящей из частиц, движущихся по законам механики. Пригожин сам не заметил, что придуманный им сильнейший закон природы вовсе не решает проблему необратимости.

Мало того. Курьезность всей этой истории дополняется может быть не очень заметной, но радикальной логической ошибкой, сделанной при введении принципа отбора. Дело в том, что в случае, разбираемом Пригожиным, решению подлежала проблема, существовавшая, так сказать, не в реальности, а на бумаге, а именно проблема согласования формальных моделей: модели обратимой механики и модели необратимой термодинамики. Заметим, что давно уже проводящиеся исследования термодинамических процессов путем моделирования на ЭВМ поведения систем частиц, движущихся в соответствии с механикой, не обнаружили неприменимости обычной механики для этих целей (и надобности чего-либо похожего на пригожинский “принцип отбора”). Таким образом, задача согласования термодинамики с механикой состояла в прояснении пунктов, их согласующих, но не в замене одной механики какой-то другой. Но в обычной механике, которая выступает в данной задаче как модельная природа, модельная первооснова, нет свойств, позволяющих ввести “принцип отбора”. В модельной природе, выбранной принятием механики, этот закон природы отсутствует, и поэтому его там нельзя открыть. Он противоречит исходной модели и не может быть введен.

Мы видим, что все эти вопросы полны методологических моментов. И как успехи в задаче согласования должны обогатить методологию (и, возможно, философию вообще), так и методология должна направлять и контролировать конкретные естественнонаучные исследования, на что следовало бы обратить внимание некоторым специалистам, третирующим высокую методологию и усматривающим альфу и омегу действительно стоящего исследования в написании все новых и новых формул.

В качестве попытки некоторого прояснения ситуации автор настоящей статьи провел анализ [Губин В.Б. Энтропия как характеристика управляющих действий // Журнал физической химии, 1980, т. 54, вып. 6, с. 1529-1536; Физические модели и реальность. - Алматы: МГП “Демеу” при изд. “Рауан”, 1993] отношения термодинамики к механике в первую очередь на примере работы тепловой машины, объекте, давно уже забытом теоретиками и переданном ими в ведение инженерам, но, тем не менее, вполне достойном и заслуженном, ибо именно при анализе его работы в прошлом веке было введено понятие энтропии, смысл и поведение которой и по сию пору не вполне ясны. Для большей уверенности анализа была взята предельно упрощенная модель тепловой машины, но все еще проявляющая типичные для термодинамики свойства.

Для термодинамики характерно, что состояние рабочего тела (газа) в тепловой машине полностью и однозначно определяется макроскопическими параметрами, не использующими координат и скоростей отдельных частиц, составляющих рабочее тело. Например, изменение объема приводит к однозначному изменению давления. Уже здесь есть парадокс. С точки зрения механики такой результат совершенно необязателен: в общем случае ответ должен зависеть от конкретных положений и скоростей частиц газа и от характера движения стенок, заключающих газ, так как частицы не размазаны по всему объему и не обязаны одинаково и однообразно реагировать на воздействия стенок. В термодинамике же рабочее тело походит на заполняющую объем невесомую, безынерционную резину с определенными упругими свойствами. Оказалось, что и с частицами такой же результат возникает при медленных по сравнению со скоростями частиц движениях стенок, когда все частицы успевают “прочувствовать” их движение. Полная и точная определенность результатов в энергетическом отношении (и не обязательно при большом числе частиц) наступает в так называемом адиабатическом пределе - при стремлении к нулю отношения скорости стенок к скоростям частиц. Тогда давление и энергия газа начинают вполне однозначно изменяться с изменением объема независимо от распределения частиц по координатам и скоростям. Этот факт вызывает необходимость в холодильнике, так как после расширения объема - рабочего хода - обратное сжатие без сброса давления (с помощью сброса энергии в холодильник) происходило бы точно обратно и потребовало бы затраты всей энергии, полученной при расширении.

Таким образом, во-первых, термодинамические эффекты при движении частиц по механике возникают, но не всегда, а при определенном способе действий с системой. То есть механика не исключает термодинамики, но сама по себе не порождает ее. Во-вторых, при однозначности результата в макроскопических переменных (здесь это объем, давление, внутренняя энергия) он не однозначен в микроскопическом отношении: частицы могут как в начале, так и в конце процесса оказываться в разных положениях и с разными скоростями, но на термодинамических параметрах (и энергетических эффектах) это не отражается, в макроскопических наблюдаемых процесс зависит только от суммарной энергии частиц.

Дополнительно отметим один существенный, но не отмеченный методологами факт. Как сказано выше, зависимость термодинамического результата процесса от начального микросостояния (от положений и скоростей частиц) исчезает в пределе бесконечно медленных изменений объема. Классическую термодинамику иногда даже называют термостатикой, и поделом. Формулы, которые дают в учебниках термодинамики для описания этих процессов (например, уравнение адиабаты Пуассона), применимы, строго говоря, только в этом пределе, то есть при конечных скоростях частиц - только при нулевых скоростях стенок, что, если это буквально принимать, выглядит достаточно нелепо, так как формально этот предел делает невозможным сам описываемый процесс. Но дело в том, что для человека-пользователя абсолютная точность не является необходимой. Он удовлетворяется уже конечной точностью результатов. Некоторый небольшой разброс энергий в результатах процесса, возможный в околопредельной области, оказывается приемлемым, что и обеспечивает предельным формулам практическую работоспособность. Именно эта важнейшая особенность требований позволяет плодотворно пользоваться предельными формулами, и именно это нетребование бесконечно точного описания реальности, бесконечно точного моделирования реальности вообще дает возможность существовать научным теориям, никогда точно не описывающим мир. Факт существования и, следовательно, работоспособности конечных (а только такие и возможны) замкнутых теорий неизбежно сопутствует тому, что в результатах отражаемых ими процессов выделяются и используются не все подробности, а лишь некоторые. Так, при работе тепловой машины интерес представляет лишь суммарная кинетическая энергия частиц газа.

Итак, состояние газа в тепловой машине контролируется макропараметрами - объемом и давлением, комбинация которых указывает внутреннюю энергию. Эти наблюдаемые и задают, так сказать, термодинамическую реальность, которую они точно указывают и контролируют и вне которой как бы ничего больше нет. В сфере этой реальности никакие микросостояния, частицы не являются наблюдаемыми, никак не проявляются. Но, конечно, воздействия макропараметрами на систему как-то воздействуют и на частицы. Возникает вопрос: насколько точно реальная система частиц контролируется этими параметрами? И тут вскрывается чрезвычайно любопытный и важный факт.

Пусть объем известен. Измеряем давление: в течение некоторого интервала времени набираем удары частиц, создающие давление. По величине объема и обнаруженному давлению с помощью известного соотношения (так называемого основного уравнения термодинамики) вычисляем энергию системы. Повторим измерение давления за такой же интервал, но смещенный во времени. Если это смещение не подбирать специально в соответствии с положением микросистемы, а это не соответствовало бы очевидному отсутствию согласования движений поршня в тепловой машине с состояниями частиц, то число ударов может оказаться другим, и измеренное давление может получиться несколько иным. Соответственно и вычисленная энергия будет другой. Оказывается, что произведение этого разброса (неопределенности, неточности) в энергии (которая в действительности фиксирована) на длину интервала времени измерения - величина постоянная для разных длин интервалов. Обратим внимание на то, что это произведение имеет размерность действия, как и постоянная Планка. Таким образом, контроль над микросистемой со стороны макропараметров характеризуется ненулевой неточностью, имеющей размерность действия. Как хорошо известно, неточность в действии, свойственная классической механике, которую мы здесь взяли в качестве модельной механики частиц, равна нулю. Этим и отличается контроль над частицами в термодинамике и в классической механике. Сама по себе механика в принципе позволяет точное согласование времени измерения с состоянием микросистемы и, соответственно, точное согласование воздействий на микросистему с соответствующим улучшением качества результатов: точное применение механики позволило бы работать без холодильника. Необходимость холодильника не есть порождение механики, но и не противоречит ей. В тепловой машине таких точных согласований движений поршня с состоянием частиц газа не производится, поршень движется, так сказать, наобум, поэтому и не удивительно, что ей требуется холодильник.

Нет необходимости здесь разбирать причины, почему такое согласование не производится: то ли нам это трудно сделать, то ли мы в принципе могли бы это сделать, но не хотим, - результат один - необходимость холодильника. Следовательно коэффициент полезного действия (КПД) зависит о того, как реально организовано действие устройства, переводящего кинетическую энергию частиц газа в некую полезную для нас работу, а не определяется только свойствами первоначал, в данном случае - возможностями классической механики.

Было бы странно, если бы такая специфическая величина, как характерная для термодинамического контроля неточность в действии, не проявилась в известных термодинамических переменных. Она и проявилась. Она одинакова в различных точках адиабаты, то есть на ней сохраняется. Но известно, что на адиабате сохраняется единственная термодинамическая величина - энтропия. Кроме того - с качественной стороны - неточность контроля явно должна плохо сказываться на КПД. У энтропии то же неприятное свойство. Так вот энтропия и есть функция этой неточности контроля над системой. Говоря несколько упрощенно, что допустимо в данном изложении, энтропия - это логарифм неточности контроля над системой в термодинамике. Этот вывод - чрезвычайной важности. До сих пор энтропия рассматривалась как характеристика реальности самой по себе, как характеристика мира, существующего и без действующего субъекта. Здесь же получается, что она есть лишь характеристика неточности специфического (термодинамического) контроля над системой, не использующего всех возможностей механики.

Ситуацию можно проиллюстрировать следующей картиной. Существуют (модельный) мир, в котором справедлива механика, и субъект, который желает перевести кинетическую энергию частиц в полезную работу. В принципе мир (механика) позволяет перевести ее сколь угодно полно. Но если субъект создал устройство по использованию энергии частиц, действующее грубо, плохо коррелирующее воздействия на частицы с их состояниями, то оптимальный результат, очевидно, не может быть гарантирован. Если же, кроме того, это устройство работает так, как схематически описано выше, то есть работают с газом в объеме, используя только медленные движения поршня, то получается замкнутая система параметров, не включающая переменных отдельных частиц, достаточная для описания процессов и их результатов, выраженных в этих параметрах. Все другие величины вне этой замкнутой системы перестают быть наблюдаемыми: это частицы вместе с классической механикой, которой они подчиняются. Если видеть только эти процессы в их переменных, то как бы возникает полный и замкнутый, самодостаточный мир. В этом “термодинамическом” мире энтропия действительно является функцией состояния самого мира. И у этого мира может быть (и был!) наблюдатель. И субъект может с ним работать, оперируя его параметрами. Но возвращаясь к исходной подробной модели, мы видим, что в действительности воздействия производятся не на рабочее тело с резиноподобными свойствами, а на частицы, и, строго говоря, даже давления нет, а есть передачи импульса стенкам отдельными ударами частиц, и что спектр движений стенок специфически вырезан из всего допустимого в действительном мире спектра, и что помимо немногих существующих в “термодинамическом” мире результатов процессов существует еще много других (микроскопических). И мы понимаем, что этот “термодинамический” мир все-таки не есть мир, существующий сам по себе, а возникает в теории, в представлениях субъекта как систематизированное отражение результатов специфической работы с реально существующим материалом (механическими частицами). Представление о его реальном, самом по себе существовании - всего лишь кажимость, артефакт. И с точки зрения более подробной модели энтропия не есть некоторая функция состояния реального мира, а есть характеристика точности особых управляющих действий, совершаемых в реальном мире субъектом. С точки зрения истинной, более подробной модели она вообще никак не отражает, не описывает состояний реального мира, ни точно, ни приближенно. Выражаясь в терминах фазового пространства (пространства координат и импульсов частиц), можно сказать, что она не указывает с какой-либо точностью положения системы в нем и в этом смысле вовсе не отображает систему, а специфическим образом оценивает лишь величину неопределенности, с которой описанное выше термодинамическое управление системой контролирует ее в этом пространстве. Рациональное значение так, “истинно”, “микроскопически”, “первоначально” (от слова “первоначала”) понимаемой энтропии заключается в том, что она, будучи использована вместе с характеристиками реального состояния, может дать оценку качества ряда результатов, получаемых при таких воздействиях.

Таким образом, энтропия - это первый отчетливый пример физической величины, не существующей без субъекта, а возникающей именно как характеристика связи субъекта и объекта.

Проведенный анализ показывает, что, по принятой терминологии, более высокий уровень движения или описания (в данном случае макроскопическая теория) не сводится, не редуцируется к более низкому (здесь - к микроскопическому), а более низкий (уровень механических “первоначал”) сам собой не порождает более высокого (термодинамики). Образовывать макросостояние - не свойство частиц и не следствие их свойств. Это и есть несводимость макроскопического уровня к микроскопическому.

В более общем плане можно заключить, что появление тех или иных объектов и структур, отличных от истинно первичных (о знании которых в реальности, а не в конечной модели говорить не приходится) отражает как объективную реальность, так и субъективный уровень. Некоторый уровень отражения (описания) реальности и, соответственно, его параметры, структуры, объекты выделяются двумя факторами: 1) характером реального материала и 2) целью, способом, средствами и условиями работы с ним. В редукционистском подходе второй аспект совершенно игнорируется, то есть реальный механизм возникновения уровней и связи более и менее общих теорий отражается в этом подходе неверно. Известное мнение Фейерабенда о несвязности и непроверяемости теорий [Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки.- М.: Прогресс, 1986] и об отсутствии кумулятивности в процессе познания основано на редукционистской схеме. Правильный же учет роли наблюдателя, не замечаемой в этой схеме, позволяет с успехом сравнивать разные теории и в соответствующих случаях делать вывод о накоплении знания по мере совершенствования теорий [Губин В.Б. О совместимости, согласованности и преемственности физических теорий // Философские науки, 1989, вып.12, с. 107-112; его же: Физические модели и реальность].

Выходит, роль наблюдателя не сводится, как это обычно представляют, к пассивному созерцанию всего, что происходит, а весьма конструктивна. Очевидно, эта конструктивность особенно важна при работе с бесконечно сложной реальностью, когда только ограничение круга оцениваемых ситуаций и обращение внимания только на отдельные стороны эффектов дает возможность выделить какие-то структуры и получить полезные заключения. Поэтому наблюдатель - как мы видим, действующий - заслуживает более пристального изучения.

В методологической литературе мало обращалось внимания на указанную выше принципиальную ограниченность требований субъекта к точности получаемых в его деятельности результатов, хотя в экспериментальных работах ошибкам измерения уделяется достойное место. Это видно по тому, что давно известный в физике принцип соответствия на самом деле в достаточной мере не понят, так как в его формулировках отсутствует указание на достаточность конечной точности сравнения теорий, из-за чего, в частности, до сих пор существуют принципиальные разногласия по вопросу о механизме предельного перехода квантовой механики в классическую [Губин В.Б. Физические модели и реальность].

Начнем с констатации того существенного факта, что субъект - живой. А между живым и неживым можно провести только одну неопровержимую границу: живому может быть хорошо или плохо, а у неживого нет подобного рода отношения. Это разделение - по существу. Все другие критерии, обычно основывающиеся на формальных, но неглубоких признаках, легко опровергаются более или менее очевидными контрпримерами (см. там же). Наличие ощущения типа “хорошо” или “плохо” выделяет ощущающий объект из среды, ставит его к ней в особое отношение, отличное от “отношений” первичных, микроскопических взаимодействий.

Эти ощущения к физике не сводятся, это сфера идеального. Чувство, например, боли невозможно объяснить через физические переменные. Как говорится, не то, чтобы физика не понимала боль, а просто боль не входит в сферу ее понятий.

И нельзя сказать, что физика не может выразить ощущения потому, что она проще его. Пусть у данной системы выработалось отношение к ситуации, хотя бы простое - двузначное. По принятой здесь классификации это - живое. Но легко увидеть, что такое отношение в некотором смысле проще, чем точная отражаемая в этом отношении ситуация. Выражаясь привычным физическим языком, реальная материальная ситуация определяется какими-то значениями неисчислимого множества параметров. А вырабатываемый отклик - ощущение “хорошо-плохо” - может быть описан всего лишь одним параметром, способным принимать только два значения. Тогда ясно, что одному значению этого параметра может соответствовать множество различных реальных состояний среды, другому - еще одно множество. Таким образом, характерной чертой ощущения является его относительная устойчивость: изменение ситуации в некоторых ограниченных пределах оставляет отклик неизменным. Ощущающий объект не чувствует малых изменений в своем “физическом” состоянии. Еще Лукреций отметил как важное, что мы не ощущаем лапок комара по отдельности. Налицо “антиномия”: небезразличие (наличие отношения “хорошо-плохо”) возможно только при определенной степени безразличия.

Между прочим, совершенно непонятна физическая подоплека отрыва отклика от его материальной причины. Как может произойти упрощение? Что его обеспечивает? Тут имеется обширное поле для спекуляций. Похоже, что в меньшей части материи не может быть полностью, исчерпывающим образом отражено, отпечатано воздействие на нее всей остальной материи. Видно, несмотря на неисчерпаемость материи меньшая ее часть проще большей в абсолютном смысле. То есть делимость материи не имеет характера делимости отрезка на части, когда точки (“состояния”) на всем отрезке и на его части могут быть поставлены во взаимнооднозначное и взаимнонепрерывное соответствие. Если бы ситуация была подобна положению с отрезком и, как говорят, равномощной ему его частью, то меньшая часть материи не отличалась бы от большей и никак нельзя было бы “отстроиться” от мелочей в пользу более важного в каком-то отношении и быть хотя бы относительно суверенными по отношению ко всему остальному миру.

Без какого-то подобного рода свойства мира, обеспечивающего возможность упрощения, познание и предсказания с какой-либо долей уверенности были бы невозможны. Полное знание абсолютно всего невозможно уже потому, что живое обязательно упрощает. Любое же частичное знание при отсутствии эффекта ослабления влияния оказывалось бы и невозможным, и бесполезным. Наличие же эффекта обеспечивает некоторую значимость уже частичного знания, а также нормальную стратегию познания.

Теперь посмотрим, как относительная устойчивость ощущений работает в процессе выделения формы объектов. Для понимания того, чем и как порождается форма, что дает качественную определенность явлению, необходимо лучшее, чем обычно разъясняется, понимание происхождения и механизма действия меры. Как известно, накопление количества приводит к появлению нового качества, когда количественные изменения выйдут за определенную границу, превысят некоторую меру. Но какую меру? Откуда и почему конкретно определенность границ?

Каждая ситуация во времени и пространстве уникальна, не повторяется, всегда чем-то отличается от любой другой. Как же тогда и в каком смысле могут возникать всегда обобщающие понятия? Что и когда приобщает разные, строго говоря, ситуации к одному? То чаша и это чаша. Но ведь “то” и “это” - разные! Что их объединило в одну группу?

Все, о чем мы говорим в обыденном разговоре и чем оперируем в теории, прошло через наши чувства, было отражено в них и, понятно, некоторым образом преобразовано с обязательным вкладом упрощения. А как могут быть отражены разные ситуации в ощущении? Ответ очевиден. Ввиду относительной устойчивости ощущений ситуации будут восприниматься по-разному, если истинная разница превысит порог чувствительности данного ощущения, в противном случае ситуации будут казаться неразличимыми.

Вопрос об отделении одного от другого - это вопрос о границе между ними. В неисчерпаемой материи ничто ни от чего не отделяется абсолютно резко и четко, никаких четких границ самих по себе нет. Другое дело, если реальность действует на чувства - отнюдь не бесконечно тонкие и совершенные. Тогда тот же бесконечно длинный (в согласии с квантовой механикой), но все более разреженный хвост у “атома” (выражаясь модельно) в каком-то месте перестает замечаться, “обрубается”, и атом уже выглядит конечным, ограниченным, отделенным от “не атома”, противопоставленным всему другому. Более того. Разные реальные образования, из которых “получаются” атомы, различаются, нет среди них и двух одинаковых (даже если на время забыть, что они вообще не существуют по отдельности). Однако та же самая ограниченная чувствительность “наблюдателя”, формирующая при отражении границу атома, может не видеть разницы между различными реальными образованиями, если они достаточно похожи, так что реальность может предстать перед таким наблюдателем как набор одинаковых атомов. Таким образом, относительная устойчивость ощущений при подходящих реальных условиях может и будет приводить к выделению (обнаружению) отдельных объектов и к обобщению их в классы. Ясно также, что выделенные таким образом объекты не сводятся к материалу, отражением которого они сформированы.

Изложенная картина четкого подразделения “хороших” и “плохих” состояний среды, естественно, упрощенна. В действительности границы состояний ощущений более зыбки. Однако существует еще один методологически важный момент. Субъект не только ощущает, “переживает”, но и действует так или иначе в зависимости от ощущений. Эффективно этому соответствует неизбежность принятия решения типа “да-нет” при любых состояниях ощущения, что означает, что граница в конечном счете как-то устанавливается, а мы поэтому можем здесь временно пользоваться представлением о полной четкости ощущения.

Относительная устойчивость ощущений, сохранение субъективной сущности при ненулевых изменениях материального субстрата означает: 1) выделение этой сущности вместе с какой-то частью материи как целого, относительно независимого от остального, выделение другого, чем все это остальное; 2) на высоком уровне - субъективное ощущение свободы, то есть по меньшей мере впечатление возможности выбора по произволу; 3) появление ненулевой меры, что дает возможность, исходный пункт для последующего выделения структур, формы, объектов, вещей, построения обобщений, понятий, классификации. Неясно, как появляется ощущение, относительный отрыв от “всего остального”, то есть отбрасывание части влияния, пренебрежение чем-то. Но раз уж оно появилось, что бесспорно, то возникают и указанные следствия, описанные, конечно, тоже упрощенно.

Не следует представлять себе всегда, что множество состояний, порождающих “хорошо”, лежит слева от границы раздела, а остальные - справа. В ряде случаев удобнее представлять себе множество благоприятных состояний в виде островка или коридора, что лучше соответствует представлению о мере и обычным анализам экспериментальных ошибок.

“Упрощение” реальности в относительно устойчивом ощущении означает возникновение меры - в первую очередь как интервала, задающего пределы существования ощущения данного качества. С одной стороны, эта мера ненулевая, что порождает возможность обобщения. Бесконечная узость меры не позволила бы выделить никаких структур в мире. С другой стороны, обязательная возможность иного ощущения означает конечность, а не бесконечность этой меры, иначе все было бы безразлично, и субъект целиком исчез бы в неощущающей реальности. При исчерпывающем отображении не возникало бы никакого качества. Мера явно связана с границами существования того или иного качества. Надо, конечно, добавить, что при более “развитом” субъекте, чем рассматриваемый здесь, критерии выделения объектов и включения их в классы, то есть соответствующие меры, будут более разнообразными как по форме и содержанию, так и по целям, в том числе появятся и более сознательно выбираемые.

Относительный отрыв от материального субстрата, неполная от него зависимость есть возникновение уровня идеального, не сводимого к материальному и противопоставляемого ему в плане основного вопроса философии. Идеальное, для которого ощущение является как бы кирпичиком, “первоначалом”, нельзя свести к материальному, нельзя определить, выразить через материальное. Это разные сферы, у которых сущности, понятия и параметры не совпадают. Идеальное - это вообще нечто несводимое к субстрату, начинающееся с ощущения. Субъективное - это идеальное более конкретное, относящееся непосредственно к индивидуальному живому объекту. Субъективное - это, так сказать, пространство, базис, на котором развертывается все сложное, разнообразное, богатое идеальное.

Мы видим, что и при естественонаучном рассмотрении более или менее реалистической картины свойств и действий наблюдателя вскрываются существенные элементы диалектики: разделение на материальное и идеальное (а не только на материальное и столь же материальный прибор); мера; разные уровни; несводимость уровней друг к другу - при возможности, тем не менее, понять их связь при учете формообразующей роли деятельности; принципиальная невозможность абсолютного знания, но наличие в ощущениях влияния (отражения) реального состояния, на чем может основываться получение знания - хотя и неполного, относительного, но все же обладающего и объективным содержанием.

В связи с заявленным здесь представлением об отсутствии четких границ в неисчерпаемой материи и о “деятельностном” механизме формирования отдельных объектов возникает вопрос о реальном существовании вещей.

Вообще “вещь” - исключительно неудобное понятие для применения в философии. Не вызывающее недоразумений в обыденном разговоре для обозначения конечных и законченных образований, в философии в таком же качестве оно является пережитком натурализма и метафизики, совпадая по смыслу с самостоятельно четко выделенной частью реальности “в форме объекта” и вступая в противоречие как минимум с общепринятыми представлениями о бесконечной делимости материи, на чем, кстати, довольно успешно основывал свою критику (метафизического) материализма Беркли [Беркли Дж. Сочинения. - М.: Мысль, 1978]. Он связывал материализм с признанием существования самостоятельно отграниченных вещей. Доказывая, и справедливо, что таковых бесконечно делимая материя не допускает, он делал вывод о несостоятельности материализма (что было верно по отношению к метафизическому материализму). Но материализм не заключается в признании самостоятельного существования вещей. В плане вопроса о вещах для материализма обязательно лишь признание среды, материала, на котором основан мир и на котором каким-то образом могут быть построены вещи, которые видит наблюдатель, вовсе не обязанный видеть абсолютно точно. Важно лишь, чтобы материал имелся за вещами. (Еще одно требование материализма - это прохождение любых воздействий через материальный уровень, хотя бы они проявлялись в сфере идеального. В этом - первичность материального.) Поэтому представление о вещи как об объекте, сформированном из неисчерпаемого материала специфической (в том числе и просто созерцательной, но незеркальной) деятельностью субъекта, выделенном субъектом в подходящих областях среды, не выходит за рамки материализма. Очевидно, источником обычно признаваемой неисчерпаемости каждой вещи является и бесконечная сложность материала, и разнообразие способов деятельности с ним, когда проявляющаяся вещь меняется или поворачивается к наблюдателю разными своими сторонами.

В заключение обратимся к определению системы и механизму ее формирования. Основная трудность состоит в неясности, как и что выделяет такие-то злементы из всех наличных и что их объединяет в другой объект, придает набору новую сущность. Эта трудность происходит из того, что стараются вывести эту новую сущность из самого материала, из субстрата системы, из ее элементов - так сказать, форма вещи есть дело самой вещи. Из изложенного выше явно следует, что этот прием не проходит, как не проходит редукционизм. В описываемом здесь подходе очевидно, что системой является любое целое, субстрат которого разделим на элементы, имеет внутреннюю структуру. В таком случае системой является любой объект, выделяемый деятельностью, поскольку в другой деятельности он предстает в виде набора элементов, то есть имеющим структуру.

Вопрос об образовании системы из элементов и есть вопрос о построении объекта более высокого уровня из объектов более подробного уровня, так что к вопросу о соотношении системы и ее элементов приложимы все те ответы, которые были получены в связи с соотношением структур разных уровней. Некоторое отличие заключается в акцентах: под системой больше склонны понимать самоподдерживающиеся объекты, единство и целостность которых якобы вырастают из свойств их элементов. Кажется, что тут самостоятельно возникает новое качество. Но в неисчерпаемом реальном мире такое образование не может самостоятельно выделиться и, следовательно, не может иметь самостоятельной определенности, хотя, конечно, для возможности выделения деятельностью такой структуры должны в реальности иметься соответствующие материальные предпосылки.

Можно думать, что изложенный подход в состоянии помочь более основательно разобраться в принципиальных методологических проблемах конкретных исследований.

Вычислительный центр
Российского университета дружбы народов.

[ Предыдущая статья книги ] [ Следующая статья ] [ На оглавление книги ] [ На главную страницу сайта]